Выставку «Засушенному — верить» я начала придумывать в мучительном 2012 году, в том числе когда на Возвращении имен слушала имена расстрелянных. Сейчас выставка в Музее Казанского университета, его директор Светлана Фролова к листам гербария собрала красивые истории. В этот раз получилось о сопротивлении, отстаивании своего честного имени, точных словах и системной пронизывающей жизнь несвободе.
Мы дали слово ученым и документам, которые хранит музей, и не оторвать глаз от лиц физика Семена Альтшулера в начале войны и через два ее года. В открытке, проштампованной цензурой, он шлет букет и поддерживающие слова, а дочери в два голоса вспоминают о несправедливостях и невыездном отце. Дмитрий Лихачев прямым честным текстом пишет о Дороге жизни, которую чаще называли дорогой смерти из-за огромных потерь, и как их, шатающихся от блокадного голода, погоняли нести и грузить свои вещи, как страшно было ходить одиноким слабым по улицам, как по-доброму приняли в Казани и, нарушая закон, откармливали по двум командировочным.
В нетопленной университетской библиотеке зимой подвесную чернильницу нужно было держать под одеждой, но работать было хорошо, благодаря вниманию библиотекарей. Мне нравится, как рядом стоят книги памяти погибших во Второй мировой и от государственных репрессий. Сильной рифмой к ним выглядит работа Рашита Сафиуллина «Навоевались». И мне нравится, что на выставке есть документы о вернувшихся из лагерей Дмитрии Пронине и Хасане Туфане, которые добились пересмотра дел и снятия обвинений. В одной из витрин под полупрозрачной рубашкой лежит тонкий майник с листьями-крыльями, потому что вспухшего от голода поэта Туфана спасла татарскими пирожками жена, но не смогла спасти себя.
Нам достались беды и тревоги,
Пыль и окровавленный рассвет.
Мы вернемся письмами с дороги.
Мы вернемся. Сядем на дороге,
В шрамах поражений и побед.
Два взгляда на одни и те же события — тексты о колонии в Раифском монастыре с сайта современной колонии для несовершеннолетних, гордое и точное описание мастеровых навыков и нужных людям деталей машин и станков и инженерное образование в 1960 — 80-е заканчивается современным военно-патриотическим воспитанием. Рядом текст с сайта монастыря с деталями жизни лагеря и свидетельством о людях в нем сидевших. Живой удивительный текст первого президента Минтимера Шаймиева о голодном военном детстве и лепешках из лебеды, о вымаранном лице Блюхера и 18-летней учительнице, она не смогла оставить детей без бумаги и отдавала им книги, которые надо было уничтожить, чтобы дети писали между строк, и как она растерялась от вопроса, кто такие враги народа и почему даже их неграмотных односельчан посчитали такими же.
Сидевшие в лагерях пересекаются друг с другом, людьми и городами, и ученые Казанского университета сидели в Норильлаге. И глядя на фотографию в витрине, удивительно сейчас понимать, как жители Норильска, подчиняясь приказам, не пересекались с заключенными в одном городе, когда смотровая вышка торчит прямо за красивым белым жилым зданием.
Носон-Бер Векслин умер в лагере, но заставил своих друзей выучиться на балалайке, потому что в оркестре можно было продержаться в тепле, и собирал для них на кухне по стенкам котла остатки. Спасибо большое команде Музея истории Казанского университета, было надежно и слаженно. Спасибо большое Евгении Чесноковой и Любови Агеевой за интервью и публикации о выставке. Рада познакомиться с Ильей Шалманом. Спасибо Ilnur Nizamiev, что добрались к открытию.
Надежда Пантюлина
*фотография к публикации Алихана Гафарова
